Звездная рапсодия - Страница 42

— Они мне верят, — сказал пилот. — А вас я знаю…

— Пожалуйста, — попросила Лена, — кто-нибудь из вас обязательно должен мне напомнить, как только будем на месте, я должна поцеловать Гришу в его умный лобик.

Улыбнувшись, она посмотрела в зеркальце заднего обзора, нашла угол, под которым можно было видеть лицо пилота, и… зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть: ей вдруг показалось, будто на нее смотрят не два, а три глаза! И третий — чуть выше линии обычных глаз, в центре лба, — как раз там, куда она только что нацепилась со своим поцелуем…

«Какая странная оптическая иллюзия, — мысленно сказала она себе, стараясь успокоиться. — Или это просто в зеркальце трещина?» Все еще боясь чего-то, она снова всмотрелась, — третий глаз был на месте. Теперь она видела, что глаз этот совершенно не похож на обычный: он отсвечивал красноватым светом, а в его зрачке чудилась бездонная глубина, да и все его выражение, если только можно было говорить о выражении одного глаза! — нисколько не напоминало выражение обычных человеческих глаз, «Что это еще за чушь?! — кусая губы, думала Лена. И в то же время чувствовала, как ее завораживает, лишает воли, парализует этот взгляд — странный взгляд издалека. — Вот сейчас попрошу его повернуться… Отберу управление… Нет, нет смысла… Ах, как бы я сейчас поспала… И вообще, все идет отлично».

Веки ее сомкнулись, плечи опустились. Она уже не слышала, как Невский, который вдруг тоже начал клевать носом, бормотал ей: «Никогда не откладЫвай на завтра то, что можешь сделать послезавтра… Целуй здесь… Здесь и теперь… Или никогда… Или никогда… И нигде…»

Потом он уснул, за ним уснул и Воронов, но уже не видела своих спутников.

Еще со времен Королева так повелось, что дисциплина на космодроме, на всех участках, так или иначе связанных с космосом, была абсолютной. Там, где счет ведется на секунды и доли секунд, где малейшая ошибка в любом звене может повлечь за собой безвозвратные потери человеческих жизней и громадный материальный ущерб, любая расхлябанность, сомнение или промедление не могут быть терпимы.

С одной стороны, с таким коллективом легко работать. С другой — невероятно трудно: «Слово — не воробей…» Величайшая ответственность за каждое слово, жест, практически мгновенно претворяемые в действие, будящие колоссальные энергетические мощности, — все это накладывает неизгладимый отпечаток на выражение лица и глаз, сковывает движения, а мысль заставляет находиться в постоянном, сверхчеловеческом напряжении, приучая к величайшей концентрации внимания, быстроте и остроте всех реакций. И потому никто особенно не удивился ни стремительному взлету Николая Аверина, успевшего в двадцать пять лет защитить докторскую, а в двадцать семь стать академиком, ни его быстрому возмужанию на посту Генерального.

Его находчивости и выдержке могли бы позавидовать бывалые и знаменитые военачальники… Но ни огромный авторитет, ни высокий пост, ни глубокие знания не мешали Аверину оставаться Человеком. Таким его знали в течение многих лет. И потому сегодня никто не узнавал его — перед ними вдруг начал говорить и действовать будто совсем другой человек, резкий и нетерпеливый, жесткий до жестокости. Люди удивленно переглядывались, но терпели: так, наверное, случается с каждым человеком, достигшим заветной цели своей жизни, либо оказавшимся на ближних подступах к этой цели: сейчас будет финиш — все силы в последний бросок!

Но очень немногие догадывались о том, что было истинной причиной метаморфозы, приключившейся с Николаем Авериным, Потому и списывалось все на нервное перенапряжение, неожиданное усложнение задач в связи с удивительными, прямо-таки невероятными событиями, которые вдруг принялись не то что громоздиться друг на друга, а затеяли форменную чехарду.

«Чехарда, самая настоящая чехарда!» — в который раз повторял для самого себя Аверин, пытаясь разложить эти события в хронологическом порядке, чтобы хоть как-то увязать их в причинно-следственные ряды. И все рассыпалось… «А если попробовать с конца? — мелькнула странная мысль. — Только вот с какого конца? От настоящего момента начинать пятиться или с момента достижения цели — установления контакта с представителями недомой цивилизации, предложившими людям встретиться на борту «Черного принца»? Пожалуй, имеет смысл начать именно отсюда…

Итак, допустим, мы наконец-то встретились, братья по духу и разуму. А вот почему они настаивают именно на космическом рандеву — это, в конце-то концов, их дело. Однако встрече должна предшествовать стыковка… Стыковка!

Кто из ученых или космонавтов не лелеял эту дерзновенную мечту несколько лет назад, когда удалось осуществить первую стыковку космических кораблей двух стран с различным социальным строем? Многие были склонны расценивать это техническое достижение как решающий шаг на пути решения проблем стыковки с «Черным принцем». Однако стыковке «Союза» с «Аполлоном» предшествовали длительные тренировки на земле, в которых отрабатывались мельчайшие детали, заранее обговаривались бесчисленные варианты, предусматривались различные осложнения… В космосе мелочей нет!

А здесь? Придется действовать вслепую, целиком и полностью полагаясь на предусмотрительность и совершенство космической техники неведомых пришельцев! Ладно, будем пятиться дальше.

Полет не был запланирован, но два корабля и два экипажа — основной и дублирующий — удалось подготовить за три дня. А до этого? Почти одновременно с получением приглашения — сногсшибательная новость: «Солнце разумно»! Кажется, вот тут-то и завязывается основной узелок.