Звездная рапсодия - Страница 38

«Похоже, что я настроилась не какую-то волну, думала Лена, глядя, как бегут по листу все новые строки. — Любопытно, что скажет по этому поводу Новский? Неужто неверен постулат, согласно которому в мозгу может существовать только один очаг возбуждения, одна доминанта? Или это какаято патология мышления? Ой, мамочки-, как бы не свихнуться…»

Она размышляла о происходящем, а пальцы ее продолжали летать над клавиатурой портативки.

Она размышляла и одновременно читала то, что у нее получается, улыбаясь самой себе, довольная собой и всем происходящим. И вдруг ей показалось, что она пишет что-то не то… Или не так?

Лена мысленно сказала себе «стоп!» и перечитала несколько последних абзацев.

«Любое живое существо концентрирует в себе то лучшее, оптимальное, наиболее гармоничное, что есть в среде его обитания. И если это существо наносит хоть какой-то вред, ущерб среде своего обитания, тем самым оно губит себя.

Всей своей сущностью вы вписываетесь в природу, вы жадно ловите малейшее ее движение, каждое ее дыхание, чтобы жить. Вы получаете из среды громадное количество информации, идущей мимо «официальных» органов чувств, специализированных на получение сиюминутной информации.

Так основная масса сведений о среде проходит мимо вашего сознания. С лихорадочной поспешностью миллиарды бит этой информации обрабатываются в нервных центрах и используются подсистемами, органами, тканями. Цель одна — любыми средствами удержать ваш организм на поверхности жизни, не дать ему рассыпаться, предоставив одновременно возможность сознанию и разуму развивать заложенные в них потенции, совершенствоваться. Запомните, это очень важно: жизнь нельзя создать, как нельзя создать материю, ее атрибуты — пространство или время. Можно создать лишь условия, в которых будут реализованы заложенные в материи потенции, — условия для возникновения и развития жизни, любых ее форм, на различных химических и энергетических основах.

Но можно создать и такие условия, в которых дальнейшее существование и развитие жизни окажется невозможным. И пока вы, люди идете по пути наименьшего сопротивления, — ведь разрушать всегда легче, чем создавать! — вы создаете условия, в которых дальнейшее существование жизни становится проблематичным…»

Лепи обескураженно поморгала — потом выдернула лист и принялась вписывать поверх «вы, люди», а «МЫ, люди»! Это же МЬ! создаем такие условия, в которых… Это МЫ вписываемся в природу… Мы получаем миллиарды бит… А это нужно вообще убрать: «Запомните, это очень важно…» Конечно, все надо перепечатать: всякий сразу же догадается, что там было написано раньше.

И задумается: а все ли дома у Лены? И чего это она вдруг надумала поучать человечество с позиций инопланетного разума? Ну, а потом — оргвыводы: «Может, поедешь отдохнуть? Есть путевочка… И места там тихие…» Так и в дурдом угодить недолго!

И она скова принялась писать, почувствовала, что теперь пишет уже без подсказок.

«Действительно, изданы соответсгьующиз законы, существуют даже солидные институты, а которых трудятся ученые мужи от экологии; возникают многочисленные общества, ведется разъяснительная работа всеми средствами массовой информации.

В результате все поняли и осознали простую истину: природу-матушку любить надобно! Но есть и другая истина, которая доходит до нас не менее успешно: «а воз и ныне там»…

Лена перечитала свой «довесок», недовольно поморщилась, покрутила головой: не то! Потом вздохнула и дописала такие слова:

«А как было бы хорошо, если бы каждый из нас время от времени гляделся в зеркало и задавал себе этот вопрос: разумен ли ты, Гомо Сапиенс?»

Оставив лист в машинке, Лена естала, потянулась и увидела свое отражение в зеркале. Улыбнувшись, подошла к нему вплотную и. глядя в глаза самой себе, спросила: «А разумна ли ты, Лена?»… Кто из нас, сапиенсов, не любит рассматривать своего двойника в Зазеркалье, находя в нем все новые симпатичные, неповторимые черты? И кто из нас признается в этом?» А кто не знает, что такое вот рассматривание хорошо лишь до определенных границ? Ибо потом мы начинаем удивляться: мы вдруг ощущаем себя во власти ничем не обоснованного, непонятного сомнения — вроде бы это не я? Я — не я… А кто же? И спешим оставить это занятие: как бы чего не случилось, что-то со мной не то получается. Может быть, это потому, что человек, глядя на отражение собственного лица, начинает понимать, что лицо его, даже глаза — все это далеко не его «я»? Так, оболочка…

А вот Лена, наверное, слишком долго рассматривала свое отражение — любовалась здоровой свежестью лица, которого еще не коснулась косметика, своей гибкой, спортивной фигурой, задорным блеском ярко-синих глаз. Любовалась до тех пор, пока не мелькнула шальная мысль: «Да, это красиво!» Вот тут-то и возникло сознание отчуждения: «Это совсем не та «я»!

«Нужно отойти, хватит!» — с неудовольствием подумала Лена. Но какая-то непонятная сила все еще продолжала удерживать ее из месте, заставляла смотреть… Потом возникло ощущение, стремительно переходящее в уверенность: так это же не я смотрю, это на меня смотрят! И — ожидание: что же будет дальше?

А дальше было так: женщина в зеркале улыбнулась, покачала головой, и Лена вздрогнула: она ведь чувствовала, отлично сознавала, что остается совершенно неподвижной. Губы женщины приоткрылись, и Лена услышала:

— Пишешь?

— Так надо же… вступиться, — с трудом ворочая языком и губами, неуверенно сказала Лена.

— Так, — улыбнулась Лена в зеркале. — Ну, что ж… Леонов — вон на твоей полке стоит — тоже написал книгу «Русский лес», тоже в защиту. Прикинь — с килограмм наберется? Теперь посмотри тираж. А вот известно ли тебе, что на один лишь выпуск «Нью-Йорк таймс» расходуется столько же деревьев, сколько их в Булонском лесу? Так какое же количество деревьев защитил Леонов?