Звездная рапсодия - Страница 21

Лола открыла глаза, приподнялась на локте и, нащупав кнопку ночника, нажала ее. Петр чуть слышно и совершенно спокойно дышал во сне, на его губах застыла радостная мальчишеская улыбка. Ему определенно снилось что-то очень хорошее…

— Ну, дела-а! — сказала Лола, откидываясь на подушки. — Это ж надо…

И вдруг в мозгу молнией блеснула мысль-приказ: «Смотри!». Мгновенная дрожь, парализуя, пробежала по всему телу, не позволяя открыть глаза.

Но приказ был безапелляционен — «Смотри!» И она знала — куда… Не в силах поднять веки, скосила глаза в сторону Петра. В центре лба — глаз!

Спокойный, немигающий, холодный… Лола вскрикнула, дернулась всем телом.

— Что с тобой, беби? — обеспокоенно спросил Петр. Лола уперлась в его лицо полубезумным взглядом. Ничего особенного, все на месте…

— Так, ничего. Ты спи, ерунда какая-то приснилась.

— А-а… — И Петр мгновенно уснул.

Лола снова закрыла глаза, и сразу же тот же голос, будто с насмешкой, но уже более спокойно, порекомендовал: «Теперь попробуй сама, убедись еще раз».

— К черту! — сказала Лола, открыла глаза и села в постели. Она поняла, что заснуть уже не сумеет, и решила выйти на балкон, выкурить. сигарету.

Может быть, там удастся хоть немного успокоиться.

Натянув платье на обнаженное тело, она встала, по привычке подошла к зеркалу, чтобы поправить волосы, и замерла с поднятыми руками: в золотистом облаке волос появилась большая серебряная прядь… Чуть ни уткнувшись НОСОм в холодное стекло, она принялась теребить и перебирать свои непостижимым образом мгновенно поседевшие, ставшие вдруг какими-то сухими, жесткими, будто чужими, волосы. Потом горько усмехнулась и, прикрыв глаза, тихонько шепнула самой себе: «Ну, Лола Брайтон, не будем киснуть. Говорят, нынче это даже в моде».

И тут же снова раздался приказ: «Смотри!» Уже знакомая дрожь, оцепенение, веки наливаются свинцом, их уже не поднять. И снова она сумела посмотреть — в зеркало. Она увидела перед собой лицо Лолы Брайтон (почему-то обнаженной) — до боли знакомое и чужое одновременно: в центре лба, чуть выше линии бровей, выше обычных человеческих глаз на нее спокойно и выжидающе смотрел громадный черный зрачок третьего глаза, окруженного красноватым сиянием.

«Не может быть!» — цепенея, шепнула женщина, с усилием открывая глаза. Третьего глаза не было».

— А покурить все-таки не мешает! — нарочито громко сказала молодая женщина и, зябко передернуз плечами, вышла нa балкон.

Город просыпался тяжело, неохотно. За ночь его основательно продули западные ветры с гор, утренний воздух был свеж и прозрачен. Тяжелый смог еще не успел заполнить улицы, голоса редких прохожих, шумы одиноких машин доносились на высоту седьмого этажа чуть слышно. Лоле подумалось, что во всем мире, наверное, в этот тихий утренний час царят спокойствие и согласие, что люди сегодня стали немного, пусть на самую малость лучше, чем были вчера, И разве может быть иначе?

Отдельные прохожие на противоположной стороне улицы начали собираться в кучку, потом образовалась очередь, которая нецела расти на глазах. Некоторые из вновь прибывших на желали пристраиваться в хвсст и пытались вклиниться, размахивая руками и что-то крича. Кое-где возникали небольшие потасовки, шум нарастал медленно, но неуклонно. Отдельных слов разобрать было невозможно, и потому было совершенно непонятно, что там происходит.

Лола устало прикрыла глаза, — какое ей, в конце-то концов, дело до всего этого? — и вздрогнула: картина, которую она всего секунду назад наблюдала с высоты птичьего полета, стремительно приблизились, звуки стали слышны совершенно отчетливо, Она увидела сжатые кулаки, услышала проклятия. Уловив смысл происходящего, она снова открыла глаза, — ее отделяло от людской сутолочи прежнее расстояние. «Эти бедолаги, — подумала молодая женщина, — ссорятся из-за права на получение какой-то работы… А я уже получила способность, которая, надо полагать, доставит мне немало хлопот и огорчений».

Вдоль очереди, от хвоста к голове, неспешно двигался рослый детина, чуть вразвалку, руки в карманах. Подойдя к массивным дверям, в которою упиралась очередь, он встал впереди всех и для начала боднул задом живот человека, впереди которого стал. Тот пошатнулся, но устоял, вцепившись в дверную ручку.

Удары он наносил с математической точностью, а нападающие только мешали друг другу. И все-таки Лола была уверена, что в конце концов ему не устоять. Очередь смешалась, всем не терпелось принять участие в баталии. «Потому что все равно всем работы наверняка не хватит, так хоть злость сорвать на этом проходимце».

— Эй, хватит! — Из окна второго этажа высунулась какая-то лиловая одутловатая рожа. — Ты мне подходишь, парень! А вы все проваливайте, у нас только одно место…

Лола вдруг вспомнила слова Петра, сказанные им там… Где — «там»? Во сне? Или все это имеет значение какой-то страшной реальности? Пусть так.

Но кто же из тех, кого она только что видела, слышала, мог бы назвать себя счастливым? Наглец и драчун, которому удалось получить место? Но разве это счастье?

Ни один нормальный человек не может быть счастливым, сознавая, что рядом с ним — горе. И как бы ни старался он забыть про остальных, сколько бы сил ни употреблял, воюя с призраками чужих бед, — они напьются его энергией, сделаются еще сильнее, еще докучливее. Конечно, их можно загнать под пресс сиюминутных впечатлений, наслаждений или забот. И придавить хорошенько, не позволяя поднять головы памяти, воспоминаниям… Но рано или поздно, когда усилия пресса ослабнут, когда откажет зрение, притупится слух и вкус, иссякнут силы, призраки эти вырвутся и окажутся еще страшнее…